Кто и как убивал русскую науку

Историческое расследование. Как Лев Ландау разрушал русскую науку

Автор – Евгений Гусляров

Если я скажу, например, что самая могущественная и самая опасная для человечества мафия родилась вовсе не на Сицилии или в американском Чикаго, а окопалась с давних пор в советской науке, меня ведь и засмеять, и заклевать могут. Хотя это вовсе не смешно. Мне грустно, гнусно и страшно было вникать в это дело. Всё началось с того, что я прочитал не так давно один потрясающий документ, написанный ещё в разгар великой народной беды, а именно – 28-го марта 1944-го года.

Молодой тогда ещё учёный Андрей Фрост написал вдруг жутковатое по содержанию, особенно по тем временам, письмо (опубликовано в одном из номеров газеты «Дуэль» за 1997 год с комментариями её основателя и главного редактора Юрия Мухина) заместителю Сталина по науке В. Молотову. Слово мафия, вероятно, ему тогда ещё не шибко знакомо было, и он не употребил в письме это слово, но он писал именно о ней. Он писал именно о мафии в советской науке. И даже все типичные черты этой убийственной структуры впервые тут классифицировал.

Андрей Владимирович Фрост (1906-1952)

Крестным отцом этого криминального сообщества он назвал некоего академика Фрумкина. Он, конечно, неимоверно знаменит теперь, этот Фрумкин. В частности, и тем, что подписал письмо против академика Сахарова.

Андрей Фрост пишет о нём и его тогдашней мафиозной семье так: «…уже в 1930-ом г. фрумкинская группа физико-химиков, при поддержке иностранных учёных активно культивировала в СССР бесплодную для страны, но выгодную для них самих подражательную тенденцию в науке, которая, не требуя больших затрат энергии и таланта, позволяла им:

а) быстро приобретать авторитет в науке,

б) соблазнять легкостью успеха продвижения молодых людей, отрывая их от более сложного и трудного процесса работы над актуальными проблемами нашего народного хозяйства,

в) организовывать многочисленные кадры «теоретиков» их толка.

Александр Наумович Фрумкин (1895-1976)

В результате, не дав стране ничего для развития её мощи, а наоборот, ослабив её, эта публика захватила в свои руки науку, определяет, или, во всяком случае, пытается определять официальное суждение о качестве научных работ, и отметила свою деятельность колоссальным количеством присужденных её членам премий им. т. Сталина (так как им удалось захватить ведущее положение и в Комитете распределения этих премий)». К этому последнему замечанию надо бы добавить, что теперь «эта публика» обрела решающее значение и в распределении Нобелевских премий.

Тут даже свой наркотик был, вот этот «лёгкий успех» в продвижении теорий, далёких от жизни и бесплодных для страны, но приносящих звания, должности и деньги, огромные и лёгкие деньги.

Вот в таком непривычном контексте впервые встретилось тут мне имя умопомрачительного теперь учёного Льва Ландау. Которого нынешние пиарщики не стесняются ставить уже впереди даже того, кто сумел заново оплодотворить в удобной ему позе всю мировую науку, самого Альберта Эйнштейна. Зазевалась, наверное, красна девица Наука, ну и оплодотворили её в очередной раз.

Кто же такой этот Андрей Фрост и откуда у него такая смелость?

Он был (и остался, конечно) выдающимся учёным, создателем одной из крупнейших школ физической химии в СССР. На одном из заседаний, посвящённом достижениям современной отечественной науки, другой крупнейший химик своего времени Николай Зелинский заявил, что успехи в отечественной органической химии были достигнуты благодаря работам Фаворского, Чичибабина, Несмеянова, а в области физической химии – благодаря лишь одному учёному – Андрею Фросту. Между тем, нынешний Институт физической химии носит имя, прозвучавшее в письме Фроста как раз в мафиозном контексте, академика Фрумкина. Но не о том пока речь.

Речь о том, что это отчаянное обращение Андрея Фроста в Политбюро никак не изменило положения в отечественной науке. И это дало мне повод для поиска других знаков того времени и нынешних дней, которые объяснили бы мне, что в нашей науке происходит с тех пор. Пыталось ли и пытается ли государство русское, если оно существует, конечно, бороться с этой мафией? Насколько успешна борьба с этой смертельной для страны угрозой?

Оказалось, что мафия эта прекрасно чувствует себя вплоть до сегодняшних дней. К тому же крепнет она и только более наглеет.

Вот отрывок из другого документа, написанного уже шесть лет спустя – докладной записки Агитпропа ЦК М.А. Суслову «О подборе и расстановке кадров в Академии наук СССР» от 23 октября 1950-го года: «В некоторых отраслях науки сложились монопольные группы учёных, зажимающих развитие новых научных направлений и являющихся серьёзной помехой в деле выдвижения и роста молодых научных кадров.

Так, например, среди теоретиков физиков и физико-химиков сложилась монопольная группа: Ландау, Леонтович, Фрумкин, Френкель, Гинзбург, Лифшиц, Гринберг, Франк, Компанеец, Нейман и другие. Все теоретические отделы физических и физико-химических институтов укомплектованы сторонниками этой группы, представителями еврейской национальности.

Например, в школу акад. Ландау входят 11 докторов наук; все они евреи и беспартийные (Лифшиц, Компанеец, Ливич, Померанчук, Смородинский, Гуревич, Мигдал и другие). Сторонники Ландау во всех случаях выступают единым фронтом против научных работников, не принадлежавших к их окружению. Ландау и его сторонниками были охаяны работы проф. Терлецкого по теории индукционного ускорителя и теории происхождения космических лучей, имеющих серьёзное научное и практическое значение».

Поясню тут, что профессор Яков Терлецкий, упоминающийся в письме Андрея Фроста в качестве жертвы мафиозной «школы Ландау», станет потом лауреатом Ленинской премии как раз в той области, которая подверглась уничтожающей критике академиком Ландау и его окружением.

И опять никакого результата. И это, заметьте во времена правления «кровавого тирана» и разгула «государственного антисемитизма».

Странное дело, нигде в мире нет мафии, которая распространила бы своё влияние даже и на науку. И только на примере России можно легко проследить это влияние. То, что с давних пор происходит в русской науке, как-то уж очень подозрительно, таинственным, но и символическим образом, совпадает с принципами секты любавического хасидизма Хабад, возглавляемого ныне в России главным раввином Берл Лазаром. Принципы эти направлены на уничтожение всякого проявления национальной самобытности, таланта, корневой особицы любого российского народа, но особенно русского. С давних уже пор эти принципы действуют у нас совершенно отчётливо. Попробуем понять это, ну хотя бы, по некоторым чертам личности и дел этого самого Льва Ландау, причисленного в том давнем письме Андрея Фроста к членам научной мафии.

Памятная табличка на стене дома, где жил Лев Ландау до 1924 года, Баку.

Я не могу утверждать, конечно, что он был правоверный хабадник, но очень похожими приёмами он руководствовался в рамках своего влияния в науке. И действовал соответственно. К нравственным его недостаткам всегда относилась неистребимая русофобия, его выворачивало от русского духа в науке. Был этот Ландау некоторое время в институте знаменитого Петра Капицы на должности руководителя теоретического отдела. Будучи фактическим заместителем директора, он близко не подпускал к своему хозяйству русских по пятой паспортной графе учёных.

Вот как рассказывает об этом жена Капицы: «А как чудно говорил Пётр Леонидович, когда приходил Ландау: «Послушайте, Дау, ну возьмите же, наконец, к себе в семинар хотя бы одного русского». Тот отвечал: «Пётр Леонидович, с удовольствием, но не попадается!». Потом вдруг пришёл Ландау страшно весёлый и говорит: «Есть! У меня Халатников!». Пётр Леонидович смотрит его биографию, и говорит, как же – Халатников [смеётся]. Конечно, Исаак Маркович Халатников должен быть стопроцентным русским».

Пётр Леонидович смеялся невесело, конечно, и говорил: «За каждого русского я Вам буду платить по тысяче рублей». Даже и таким посулом не соблазнился Ландау. Так и не получилось у него выйти из рамок своего сомнительного «озорства», как это паскудное дело называют его биографы.

Ландау оскорблял сам факт, что какое-то неизменяемое генетическое быдло посмело проявить себя в научном творчестве, которое до того было исключительным достоянием и национальной особенностью совсем другого народа.

Из книги жены Л. Ландау (Коры Ландау-Дробанцевой) можно узнать и другие довольно откровенные подробности об отношении Льва Ландау к открытиям, принадлежащим ненавистным ему русским учёным. Выдающийся физик П.А. Черенков, например, сделал открытие, которое бесспорно тянуло на Нобелевскую премию. Ландау, конечно, немедленно понял это своим чутким и болезненно ревнивым к чужому успеху нутром. И тут же решил: «Такую благородную премию, которой должны удостаиваться выдающиеся умы планеты, дать одному дубине Черенкову, который в науке ничего серьёзного не сделал, несправедливо».