Дальний кордон. Что происходит на российско-украинской границе
Автор – Даниил Грослик
Контрольно-пропускной пункт «Изварино» – приоритетная цель для украинской армии. Закрепившиеся здесь ополченцы называют этот путь «дорогой жизни» или «родником» – именно здесь в последние недели проходила львиная доля не только беженцев, но и так называемой «российской гуманитарки». Наш корреспондент провёл сутки на важнейшем КПП Луганщины.
– Знаешь, кто настоящая элита любого общества? Военные, менты и бандиты. Это самые подвижные слои, люди, которые стремятся чего-то добиться. Они – пастухи. Остальные – так скажем, овцы.
Сухощавый, улыбчивый человек с позывным «Дед» – глава отряда ЛНР, удерживающего в последние дни КПП «Изварино» на российско-украинской границе. Мы беседуем в региональном штабе в приграничном городке Краснодон – здесь «Дед» лишь один из нескольких командиров, каждый из которых контролирует свой участок.
– А как же, например, бизнес? – пытаюсь возразить я.
– Ты политэкономию вообще учил? Не бывает первоначального капитала без криминала, все серьёзные бизнесмены с него начинали. С преступлений – грабежей, убийств. Даже в интеллектуальной сфере. Возьми компьютеры – одни и те же люди сначала пишут вирусы, а потом продают от них защиту. И никогда нигде иначе не получалось. Такова природа денег. И власти.
«Дед» знает, что говорит. Когда-то он был не последним человеком в подмосковном ОМОНе. Тогда у него был другой позывной – «Шериф». Он весил сто килограммов, был молод и верил, что делает нужное дело. Сейчас из всего этого осталось только одно.
– Я же родом отсюда – учился здесь, за девчонками бегал. И пусть мне сейчас полтинник, я не мог сюда не приехать. Это сейчас так молодёжь воспитывают, без идеалов, без хребта. И оружия они боятся. А в Союзе мы и слово честь знали, и как эту честь защитить – тоже.
– Не идут к вам добровольцы?
– Мало идут – мужиков-то вон сколько. А кто идёт, тот бестолковый, хорошего солдата из них долго делать.
– А что вообще перемирие, кстати, оно вам было?
«Дед» пожимает плечами.
– Всё равно у нас тут неспокойно было. Хотя, конечно, мы за это время укрепились, и оружием, и людьми.
– Оружие-то из России?
Дед хитро прищуривается: «Много будешь знать – скоро состаришься», написано у него на лице.
– Караваны идут с гуманитаркой. Мы им сопровождение предоставляем, за это с нами малость делятся. Чего уж там идёт, тем и делятся.
Из разговора становится понятно, что поставки «гуманитарки» из России устроены довольно мудрёно. Полевые командиры обладают разным весом и у каждого свои связи, через которые он и организует караван. Тот проходит полями вблизи Изварино, а «погонщики» за услуги по охране груза или просто по душевной доброте скидывают часть груза местному отряду. Адресат тоже не в претензии – он, как правило, точно не знает, сколько и чего к нему везут. Тут уж не до накладных.
– Эдак же погонщики и «налево» толкнуть могут, – удивляюсь я
– То-то и оно, – задумчиво отвечает «Дед». Тушит бычок в пепельницу, сделанную из жестяной банки из-под гранатных запалов, – Пойдём что ли?
Выходим из штаба и садимся в небольшой внедорожник.
– Не моя, конфискованная. У пограничников. Мы только перекрасили.
От Краснодона до КПП Изварино – 17 километров. По дороге «Дед» объясняет диспозицию. Слева на бугре – «свои». Справа – «чужие». На гребне холма в паре километров от нас.
– У них там десятка два танков, гаубицы в ряд стоят, миномёты. Подтянулись, будут долбать, – «Дед» аккуратно объезжает рытвины, – Не дрейфь, ещё не вечер.
До часа Икс (22.00) действительно ещё есть время.
Подъезжаем к разбитому КПП. Дыры от пуль в распахнутых настежь дверях, оплавленный разрывами сайдинг, частично выгоревшие помещения. Разбросаны какие-то документы, книги учёта, таможенные декларации. Усыпанная осколками стекла газета с интервью, которое украинские пограничники так и не успели дочитать: «Дело чести», – провозглашает Кинах с потрёпанной странички. Десять дней назад пограничников выбили с таможни – после тяжёлого боя они вынуждены были с потерями отступить. В Россию – больше идти было некуда.
– У нас были с ними определённые договорённости, – объясняют бойцы ЛНР, – они спокойно оформляют людей, а нас не трогают. Соответственно, мы не трогаем их. Но когда тут украинская армия показалась, так они осмелели, пришлось объяснить.
С тех пор таможню контролирует собственно ЛНР. Готовясь к окончанию перемирия, бойцы подогнали бульдозер и пытались заняться фортификацией. Не особо, впрочем, капитальной.
– Мать твою, ну не так же! Вот сюда, сюда тащи, боком, – орал позывной Викинг на водителя бульдозера, который честно пытался создать неприступную крепость из пары бетонных блоков.
В ангаре, который раньше служил для осмотра транспортных средств, бурлила жизнь. Кто-то доедал суп, кто-то заваривал чай, но большинство сгрудилось в углу, где было сложено оружие – пулемёты, автоматы, заряды для РПГ и кофры с патронами. Бойцы ЛНР с интересом разглядывали несколько зелёно-оранжевых тубусов.
– Это, кто не знает, спаренный пехотный огнемёт, весит каждый тубус по 16 кило, стреляет он так, – вообще-то долговязый Прапор пришёл в отряд пулемётчиком, но, имея хоть какой-то опыт, вынужденно взял на себя азы начальной военной подготовки.
Из «Шмеля» в отряде никто никогда не стрелял. Многие к военной службе и вовсе не имеют никакого отношения. Шахтёры, водители, учителя.
– Тут большинство – глубоко гражданские люди, – растолковывает мне один из тех «кто кое-что умеет», – могучий, коренастый Одесса, в соответствии с позывным одессит. На берегу моря у него была своя частная охранная фирма, семья, деньги, – Всё нормально у меня там было. Но я же был в Киеве по делам, лично видел этих майдановцев. И когда тут началось, я сразу же переписал всё на людей и приехал. Какие здесь к чёрту бендеровцы, какой украинский национализм?
Единства мнений, что же «тут» должно быть, среди бойцов ЛНР нет. Одни считают, что Россия, другие – что Новороссия, некоторые ещё недавно были не против автономии в составе Украины, но теперь уж – дудки: «Они же дома наши бомбят, и нам теперь с ними в одном государстве жить?», – говорят самые умеренные.
– Я тебе расскажу, как у нас тут всё устроено, – в упор смотрит на меня Одесса, – Мне терять нечего, к моей семье уже из СБУ приходили. Когда мы погранотряд в мирном штурмовали, я там на крыше с РПГ сидел, а один журналист меня снял – так вечером я во всех заставках новостей светился. Встречу тварь, колено прострелю. Мы же к ним по-людски, провели к себе, снимай на здоровье, но без лиц, разве не понятно? Теперь, вот, семью мою тягают. Ну, да и хер с ними, вертел я их всех… – Одесса сплёвывает.
– Вот, кстати, насчёт крыши этой ты знаешь что напиши… – Одесса делает паузу и выпаливает, – Что за х…ню они нам здесь вместо оружия присылают? С Крыма оно там или с консервации мне без разницы. Всё ржавое, древнее как говно мамонта, драить приходится, пристреливать. Это в лучшем случае. А то лежим мы с Прапором на этой крыше, он меня прикрывает от снайперов. Много их у погранцов было, голову не поднять. Мне надо вскочить, долбануть из РПГ туда вниз и быстро обратно сесть. Ну я заряжаю, Прапор даёт очередь, я вскакиваю, жму на курок, щёлк, и ни х…я, я ещё раз – щёлк, и так четыре раза! – Одесса раз за разом жмёт на воображаемый курок, на его лице негодование переходит в панику. – Ну, думаю, надо садиться, а то башку сейчас отстрелят. И тут эта байда сама срывается и летит куда-то! На две секунды позже она е…ни, ни меня, ни Прапора бы здесь не было! А потом приносят мне на крышу ещё ящик зарядов – эти, говорят, кумулятивные, смерть, пару раз попадешь, и все от здания ничего не останется. Я открываю, смотрю, вроде ж учебные. Ну, думаю, может, это я дурак? Заряжаю, стреляю – а она летит, об стенку ударяется и так, дзынь – вниз падает! Кумулятивные! Смерть! Если в лоб попадёшь!
Прапор, слушая знакомую историю, хохочет, но потом тоже становится серьёзен.
– А ведь у нас там «Шмели» были. Разок е…нуть и всё! Кто не сгорит, тот сдастся. Но нам руководство запретило: не хотим, мол, лишних жертв, – Прапор делает страшное лицо. – То есть мы весь боекомплект расстреляли, людей своих потеряли и всё для того, чтобы с той стороны не было «лишних» жертв!? Это вот, как назвать?
– Да они там вообще... Любят в белых перчатках повоевать. Кому война, а кому мать родна, – продолжает свирепеть Одесса, – Мы здесь всё, кроме этого ржавого железа, вынуждены за свой счёт покупать – телефоны, бензин, форму, разгрузки. А как в штаб придёшь, так там все красавцы, с иголочки, всё на них новенькое и оружие отличное, даже с глушителями. Нам бы здесь такое! У нас здесь разведрота без глушителей ходит, а он там в штабе торчит, понтуется, хоть бы раз из него выстрелил! Зато пропуска наши у всех кого ни попадя, барыги все с рынка уже в начальниках ходят. И стволы не пойми у кого появились. Попробуй тронь...
В доказательство этих слов Одесса и Прапор рассказывают пару историй про «зверьков» – как местных, так и «нерусских». Один из них не хотел закрывать свой ночной клуб «с голыми девками» после окончания комендантского часа, а другой – так и вовсе стал под дулом автомата требовать у продавщицы магазина, отказавшейся торговать за рубли, необходимый ему продпаёк.
– А какое у него право здесь рублями расплачиваться! Здесь территория Украины, здесь гривна, – приводит неожиданный аргумент Одесса.
Короче, ни с одним из нарушителей разобраться «как следует» не удалось – начальство после пары звонков пошло на мировую. То же и с отправкой семей бойцов ЛНР в санатории Крыма или Юга России. Оказывается, есть в РФ и такая программа. Списки семей составляются, разумеется, в ЛНР и, по словам служивых, хорошо, если хотя бы 15% из попавших в них, имеют отношение к ополченцам. Остальные – «левые люди», а рядовым бойцам приходится эвакуировать семьи за свой счёт.
– У них там в тылу, что мир, что война – одна и та же канитель, лишь бы делишки свои провернуть. Вот нас сюда на границу из штаба и попёрли, теперь ты понимаешь почему, мы им там такие идейные не нужны, – подытоживает Одесса, – Вон там южнее нас границу Рим держит, так он вообще всех послал, теперь сам по себе. Но ему-то хорошо, у него там ГРУшники с ним стоят, а мы так не можем. Да, кстати, ещё напиши, чтобы в России смотрели, кого сюда посылают. То есть спорить не буду 95% нормальные ребята, но, вот, например, недавно пришёл отряд – целый этаж в Краснодоне занял, так там у них шприцы повсюду валяются, прямо с кровью. Это что ещё за чума?
Из 95% «нормальных ребят» на границе обнаружилось двое, оба из Калининграда. Один просил про себя ничего не писать, зато другой с позывным «Князь» рассказал познавательную историю о том, как он добирался из Калининграда в Изварино.
– Меня зовут Святослав и я, скажем так, гражданский активист. Решил приехать сюда, потому что тошно уже «лайками» в Интернете воевать. Собрались с ребятами, стали ходить по разным обществам, которые собирают деньги на помощь Восточной Украине, по разным партиям и движениям. И ничего. Собирать-то они горазды, а помогать – нет. Им главное митинг собрать, флагами помахать, в телеке посветиться, остальное их мало волнует. Зато на меня сразу фэсник (сотрудник ФСБ. – ДГ) вышел. Ну, побеседовали – он предупредил, что поездка моя будет незаконной. Я сказал, что в курсе, он и отстал. Наскребли мы с ребятами деньги на билет, долетели до Ростова с тридцатью рублями в кармане. Там помыкались чуток, выяснили, что у вокзала таких как мы собирают, а потом на маршрутке на базу везут. Так и оказалось, там ещё несколько ребят было. Приехали мы, значит, на эту базу, выходит к нам командир, объясняет: один день в казарме, два на полигоне, а потом ждём отправки. А я его возьми да и спроси: «А сколько мы в общей сложности здесь пробудем?» По-военному спросил, я же служил. С «разрешите обратиться», всё как положено. Но он всё равно обозлился: «Давай, иди отсюда», говорит. Вот так прямо посреди ночи и выпер меня на глухую трассу. Остальных взял. А я долго ещё попутками до границы добирался, перешёл её здесь неподалёку через поле – там только шлагбаум стоит – и, вот, я здесь. Медик-стрелок.
Пока мы разговариваем, жизнь на КПП идёт своим чередом. Прапор объясняет немногочисленной аудитории, как ослепить экипаж БТРа – сначала командирские приборы, а потом уж механика-водителя. Армянин с несложным позывным «Ара» клеит стоящую в ожидании такси барышню – у девушки на сумке нашит украинский трезубец и оба они с энтузиазмом его отдирают. Викинг сидит в ангаре и слушает в рации канал украинской армии:
– Десятый готов?
– Готов!
– Тринадцатый готов?
– Готов.
– Собираются падлы, – мрачно замечает Викинг и продолжает слушать отчаянно шипящую коробочку. Через некоторое время ему это надоедает и он нажимает кнопку, – Солдаты оккупационной украинской армии! К вам обращается Луганская народная республика. Сдавайтесь! В этом случае, мы гарантируем вам безопасность. Сдаться в плен и сдать оружие можно любому представителю Луганской Республики, – официальным тоном произносит Викинг.
Смеркается. Близится час окончания перемирия. Бойцы переодеваются в форму, выстраиваются для построения и распределения постов. Один из них – немолодой тихий мужчина в хаки-панаме – подходит ко мне.
– Нам бы ещё командиров хороших побольше. Вот чего очень не хватает. Мы то, если надо будет, и умереть готовы, но мы же воевать не умеем. И почти все так, и здешние, и те, что с России едут. Прислали бы нам оттуда, – он косится в сторону границы, – хотя бы несколько опытных, толковых, пусть даже не как Стрелков, но хоть каких... Мы здесь держимся на одном оптимизме, – мягко говорит он. Внезапно он суёт руку в карман и достаёт оттуда горсть травы с фиолетовыми цветочками, – На, понюхай, чабрец. Нарвал его сегодня немножко.
– ...С россиянами достигнута договорённость: если что, они нас огнём поддержат, – вклинивается голос разводящего, – Если будем к ним отходить, делаем так, – ополченец поднимает левую руку с автоматом над головой, а правую сгибает в локте, – и кричим: «Друг-друг-друг» или «Свой-свой-свой».
Бойцы выходят и растворяются в темноте. Я ковыляю в сторону нулевого километра – как мне сказали, там, не доходя метров десяти до России, есть траншеи. Ни жестяная крыша ангара, ни здание КПП обстрела не выдержат. А в окопе всё же чуток поуютнее. Как выяснилось, не во всяком.
Четыре маленьких ямки – метр на метр на метр – вот и вся фортификация. Три норы уже заняты – в двух засели корреспонденты РенТв, в третьей – водитель пожарной машины, пригнанной на пост на случай пожара. Свернувшись ежом, залезаю в оставшуюся ямку. До десяти остаётся ещё пять минут.
– Я бы и сам, может, к ним пошёл, но глянул, как тут всё устроено и не хочу теперь. Это ж разве окопы? Здесь вообще нормальные командиры есть? – ворчит пожарник. – Я в армии служил, но отличником там не был ни разу. А и то ж лучше их понимаю.
Вдалеке что-то ухает. Смотрю на часы: 22.00. Завидная пунктуальность – сильно нетерпелось, как видно. Ухает снова, потом ещё. К югу от нас небо подсвечивается кармином. Там за горизонтом посёлок Красный Партизан и ещё один погранпункт – Должанский. Начать, как видно, решили с него. Я придвигаю поближе деревянную паллету, которой надлежит прикрыться в случае обстрела, скукоживаюсь в окопе и, позвонив девушке и паре друзей, засыпаю.
Просыпаюсь, вопреки ожиданиям, я вовсе не от канонады. Замёрз, да и комары закусали. Занимается день. Через границу едут первые машины, бредут редкие пешеходы. Старичок с десятилитровой канистрой отправляется в Россию, чтобы купить дешёвого бензина. Продав его в Изварино, он получит несколько лишних гривен и сможет прожить на них до следующего утра.
Муж и жена с парой тюков – беженцы.
– Мы живём здесь рядом, в пяти километрах, – машет мужчина рукой в сторону Краснодона, – И каждый день мы здесь видели столько людей, детей, женщин, в автобусах, пешком, все уезжают, – голос мужчины начинает дрожать, но он продолжает, – Я чего не пойму? Мы же в 21-м веке живём, все люди, все цивилизованные. Неужели нельзя всё это мирно разрешить? Я никогда в это не поверю. Какие у нас умы есть! Какие политики! Так пусть они покажут своё лицо, пусть покажут, что они могут это остановить. Когда нас Запад услышит? Ну, хоть кто-нибудь? – по грубому, упрямому лицу начинают течь слёзы, – Мужчина заплакал, что тут ещё сказать? Всего вам доброго.
На часах восемь утра. Я вспоминаю о спасительном чабреце – хоть какая-то ниточка, уводящая из этой сошедшей с ума действительности – и иду ставить чайник. «А я вообще люблю за чаем курить сигариллы со вкусом шоколада», – говорит Дед. Но вода не успевает закипеть, слышится сдвоенный резкий удар. Ополченцы вскакивают, хватаются за оружие.
– Боевая тревога! Обстрел, все по позициям!
Вылетаем на улицу. Впереди, в километре от нас пыльный дымок. Машины и люди, двигавшиеся через границу, растворяются в пространстве.
– Попали в птицеферму, двое раненых, вызывайте скорую, – трещат рации.
Проходит пара минут. Новый удар, на этот раз «за шиворот».
– Прикиньте мужики, они в нулевой километр х…рят, дядя Вова сейчас на них о-очень сильно разозлится, – радостно сообщает со второго этажа дозорный с биноклем.
– Да положить дяде Вове и на нас, и на нулевой километр, – бурчит себе под нос кто-то из бойцов.
Я звоню ребятам из РенТв – так и не дождавшись «картинки» они недавно уехали в Россию помыться и поспать.
– Скоро будет картинка, – говорю.
– О, спасибо, брат! Сейчас примчим, – радостно отвечает трубка.
Новые взрывы, ближе. Пристреливаются. Одесса уже принял душ и надел единственную в отряде песочную форму. Он молча идёт к своей машине, открывает багажник.
– На, это тебе, – Одесса протягивает мне автомат.
– Нет, Одесса, спасибо, это не мой жанр.
– Возьми. Не видишь, они идут. Тебе же надо как-то защищаться.
– Нет, я лучше пойду, ну, уеду в Краснодон.
– Куда ты поедешь, никого же нет.
– Придумаю что-нибудь.
Часть бойцов смотрят на меня с недоумением, другие, кажется, с брезгливостью. Одесса молчит. Потом он протягивает мне свою здоровенную руку: «Ладно, давай, удачи». Я ухожу. Оборачиваясь, вижу, как весь отряд сжался под козырьком КПП, какие уж тут позиции. Они не двигаются с места.
P.S. Через несколько минут после моего отъезда была контужена съёмочная группа РенТВ. Через несколько часов снайпер застрелил Одессу. Всего в тот день на границе погибло четверо.
От редакции РуАНа
Сейчас стало понятно, что американцы намеренно развязали гражданскую войну на Украине. Вначале они разделили страну на 2 части, спровоцировав сепаратистские мероприятия на юго-востоке Украины и организовав проведение непонятного, никому не нужного и совершенно безполезного Референдума.
Вполне возможно, что некоторые персонажи для этого спектакля использовались втёмную, но большая часть актёров оплачивалась олигархами. Об этом см. материал «Губарев: Деньги брали все. Две трети ополченцев были на содержании у Ахметова».
А потом сионистские демократы из США использовали отделение Донбасса, как предлог для стравливания украинцев между собой и разжигания братоубийственной войны. Этим и объясняются все странности этой войны в начальный период: пока ополчение юго-востока не окрепло, американские советники сдерживали укро-армию. Зато теперь они вовсю стараются раззадорить славян на массовые убийства друг друга.
Регулирование процесса осуществляется сионистами с помощью массы американских наёмников, которые истребляют то одних, то других украинцев, стараясь вызвать звериную ненависть и разжечь пожар войны во всю силу. Геноцид славян стараются поддерживать непрерывно.
Этой информации не нужно бездумно верить! Лучше иметь её в виду и анализировать имеющиеся факты с учётом и этой точки зрения…
Более подробную и разнообразную информацию о событиях, происходящих в России, на Украине и в других странах нашей прекрасной планеты, можно получить на Интернет-Конференциях, постоянно проводящихся на сайте «Ключи познания». Все Конференции – открытые и совершенно безплатные. Приглашаем всех интересующихся. Все Конференции транслируются на Интернет-Радио «Возрождение»…